Булимия: еда не приходит одна

Я не могу вспомнить, как и когда это случилось в первый раз. Тогда это вовсе не казалось чем-то опасным. Просто легкий способ вкусно и много есть и не толстеть, избавляясь от лишней еды. Два пальца в рот – и никаких забот. Мне и в голову не приходило, что это болезнь, причем довольно распространенная. Какая же это болезнь? Мелкая человеческая слабость и большая человеческая хитрость.

***В переводе с греческого булимия означает «бычий голод».***Хотя как раз животные не могут объедаться до такого состояния и проделывать нечто подобное. На это, похоже, спо­собен только человек. И причины у булимии тоже очень человеческие. Психологи часто объясняют ее недостатком материнского тепла, чрезмерной ­тре­бовательностью родителей, отсутствием грудного вскармливания и т. д. Не совсем мой случай: детство у меня было вполне счастливое, мама кормила меня грудью до года с лишним и вроде ничего невероятного родители от меня не требовали. Впрочем, возможно, мне и впрямь не хватало физического контакта: я не помню, чтобы меня тискали или целовали, в доме были как-то не приняты телячьи нежности. Поесть я любила всегда и очень печалилась, что вкусненькое выдавалось редко и строго порционно. Вершиной блаженства было мороженое – мне разрешалось съесть крошечной ложечкой четверть брикета за сорок восемь копеек. Когда я стала старше и начала получать карманные деньги на транспорт и школьную столовую, я все их тратила именно на мороженое. Оно заменяло обед и стало главным жизненным удовольствием. Четыре порции были ежедневной нормой. Одна поливалась вареньем, другая посыпалась какао, в третью крошилось печенье, а четвертую можно было заглотить в чистом виде. Родите­ли, разу­меется, не догадывались, чем пи­талась дочь: я полдня была дома одна. Покончив с мороженым, я, как сыщик, рыскала по дому, отыскивая всякие вкусности – еда доставляла острое и легкое наслаждение. Тем более что я не набирала вес и до поры до времени вообще не задумывалась об этом. Я была не просто худой, а откровенно тощей: ножки-палочки, острые коленки, высокий рост, прозвище Дистрофик. И каждый вечер, лежа в постели, я мечтала стать настоящей красавицей. Собственно, тут и кроется корень зла. Я хотела быть не просто хорошенькой, а по-настоящему красивой. Хотела иметь гриву локонов (у меня были тонкие прямые волосы невнятного цвета), нежные руки с овальными ногтями (мои были в кровь обгрызены), маленькие изящные ступни (моя нога рано выросла до сорокового размера), тонкую талию (у меня не было никакой), круглую попу (мою мальчишескую задницу старшая сестра как-то походя назвала квадратной, и я остро помню это до сих пор) и высокую грудь (лет до четырнадцати я была плоской, как стиральная доска). Хотелось, чтобы на меня все оглядывались —влюблялись с первого взгляда, хотелось какой-то магической власти над людьми. Я вырезала из родительского «Советского экрана» портреты роскошных западных кино­звезд – от Одри Хепберн до Брижит Бардо. И каждую ночь, перебирая свои недостатки, я сравнивала себя с ними и бесконечно страдала из-за собственного несовершенства. Психологи говорят, что перфекционизм – одна из главных причин булимии. Булимик одержим идеей совершенства и мучается от недостижимости идеала. Пропасть между тем, как он себя видит в мечтах и как ощущает в реальности, он заполняет едой, заедая свою тоску и свой стресс, а потом отторгая их, чтобы измучить и наказать свое тело. Это всегда болезнь внутренне одиноких людей, обрекающая их на еще большее одиночество. Близких друзей у меня и в самом деле не было – я жила в своем ­выдуманном мире.

Я взрослела, мое тело постепенно округлялось (ап­петит при этом не уменьшался, и мороженое по-прежнему было частью ежедневного рациона). Первая любовь была мучительной: я выбрала самого краси­вого мальчика в нашем районе и страдала каждый раз, когда он просто смотрел на меня (или сквозь меня), мне казалось, что он непременно будет испытывать отвращение к моему нелепому телу. Поцеловать его я осмелилась, только проглотив несколько бокалов, а закончился этот поцелуй тем, что я потеряла сознание от коктейля из шампанского, отчаяния­ и счастья. Потом мне всегда был необходим алкоголь, чтобы избавиться от мучительной застенчивости, почувствовать себя уверенней в собственном теле, сделать первый шаг, даже просто заговорить. При этом внешне все было прекрасно: я отлично училась в самом модном институте, носила броский макияж (пытаясь спрятать под ним свою неуверенность, как под маской), обросла кучей поклонников (хотя все они казались мне бесконечно далекими от героев, которые являлись ко мне в детских мечтах), но так и не обрела ни покоя, ни уверенности, ни гармонии с собой. Я ­по-прежнему скрывала «квадратную попу» под вещами-балахонами и лучше умерла бы, чем надела мини. К тому же я медленно, но верно начала набирать вес: больше не надо было отыскивать спрятанные мамой сладости и собирать копейки на мороженое, у меня были свои карманные деньги, и я, конечно, все их спускала на еду. По вечерам я вставала на весы и с отвращением констатировала, что неуклонно толстею. Я пробовала разные диковатые диеты, но страсть к еде была слишком сильной и всегда побеждала. И как-то само собой пришло решение: а ведь можно есть все что угодно, не прибавляя ни грамма! При этом я, как и большинство булимиков, вовсе не была толстой – едва ли мой вес поднимался выше 65 килограммов при росте 172 сантиметра. Но я ненавидела свое отражение в зеркале. И по-прежнему ненавидела себя.

Однажды ты разрешаешь себе что-то совсем маленькое: крошечный десерт или шарик мороженого. И слетаешь с катушек в русском жанре «пропади все пропадом!».

Поначалу приступы случались только после обильных ужинов или обедов. Потом я стала специально готовиться к трапезам: тщательно выбирала в магазине продукты, которым суждено было ока­заться в унитазе. Прикончив все, открывала холодильник и искала, можно ли еще чем-то поживиться. Есть боль­ше не хотелось, но я почему-то продолжа­ла жадно и торопливо впихивать в себя еду – надо было набить ­желудок до предела, но при этом успеть, пока пища не начала перевариваться. Потом склонялась над унитазом и засовывала два пальца в рот. Понача­лу это давалось легко, и я не замечала особых последствий. Тогда мне не приходило в голову, что у меня тяжелейшее нервное заболевание, которое надо лечить, и что булимия разрушительна не только для психики, но и для сердца, желудка, печени, эндокринной системы, зубов, горла, кожи. Об этом не говорили, не писали, не рассказывали. Как многие булимики, я была уверена, что контролирую ситуацию и могу это немедленно прекратить. Мне казалось, что мой случай уникален и что эту дикую привычку надо непременно скрывать от окружающих. О моих булимических приступах не знал никто – ни родители, ни друзья.

Все это было похоже на наркотическое опьянение или на сексуальный экстаз: в момент, когда я готовилась к очередному загулу, у меня кружилась голова, бешено стучало сердце и я вся дрожала в предвкушении удовольствия. Потом наступали пустота, тоска, презрение к себе и обещания, что это больше не повторится. Но это повторялось – в общей сложности пять-шесть раз в месяц в течение двух или трех лет. Как я сейчас понимаю, это была довольно легкая форма булимии – многие вызывают у себя рвоту по нескольку раз в день.

Булимики со стажем рассказывают, что их болезнь иногда останавливалась как по мановению волшебной палочки. У меня было не так – болезнь отступала постепенно. Я влюбилась, вышла замуж, энергетика реальной жизни как-то оттеснила энергетику еды. Не то чтобы я приняла себя и свое тело, но я твердо знала, что его любят, им восхищаются и оно способно доставлять удовольствие и вынашивать детей. И булимия исчезла – мне казалось, навсегда. Я не знала о ее коварстве и не бы­ла готова к ее возвращению – спустя пятнадцать лет. Внешне моя жизнь бы­ла слаженной и успешной: блестящая карьера, заботливый муж, замечательные дети. Мне казалось, что я все держу под контролем: работу и семью, вес и стресс, здоровье и страсти. Еда по-прежнему была для меня соблазном, но я гордилась тем, что сумела этот соблазн победить. Отчасти страсть к еде сменилась шопоголизмом – я как подорванная покупала все новые и новые вещи, наслаждаясь тем, что влезаю в 42-й размер. Я много лет не притрагивалась к мучному и сладкому, почти отказалась от алкоголя и кофе и по нескольку раз в год ездила на жесткие детоксы. Я опять же не знала, как это опасно. Действовала как алкоголик в завязке. Психологи не случайно считают анорексию и булимию двумя сторонами одной медали и по сути одной и той же болезнью. Половина булимиков в периоды ремиссии сидит на жесточайших диетах, которые могут длиться месяцами. Опасность любых диет – в фиксации на еде, которая переходит в манию, а затем – в пищевое расстройство, от которого один шаг до анорексии или булимии. На протяжении многих лет я не могла съесть ни одного кусочка, чтобы мельком не подумать, где и как вылезут эти калории. Слишком строгие запреты рано или поздно будут нарушены. В какой-то момент ты разрешаешь себе что-то совсем маленькое, крошечный десерт или один шарик мороженого. И слетаешь с катушек в русском жанре «пропади все пропадом!». Только один раз. Потом это повторяется еще раз, но так страшно рисковать своей худобой, добытой тяжелой многолетней аскезой. И ты вспоминаешь, что есть такой легкий способ разделаться с этими лишними враждебными ­калориями...

Когда булимия настигла меня во второй раз, вокруг нее не было бо­льше информационного вакуума. Все знали про пищевые расстройства принцессы Дианы, в интернете можно было найти длинные списки знаменитых булимиков – от Полы Абдул до Джессики Альбы, от Линдси Лохан до Мэри-Кейт Олсен, от Кристины Риччи до Виктории Бекхэм. Такие красивые, такие успешные женщины, но именно успех, публичность и завышенные ожидания окружающих часто оказываются фатальными. К тому времени я уже прочла мемуары Джейн Фонды, где она откровенно описала свою булимию, которой страдала до сорока с лишним лет, будучи при этом для всей нации воплощением витальности и здоровья. Только что свои воспоминания выпустила Дайан Китон, где тоже есть глава о булимии, которой она переболела в тяжелейшей форме в пору своего романа с Вуди Алленом. Фонда ищет причину своей булимии в отстраненности отца, Китон – в подростковом стремлении к недостижимому идеалу. Так или иначе, мы всегда имеем дело с разрывом внешнего и внутреннего, с неспособностью принять самих себя, с одиночеством, с желанием заглушить свои страхи и обрести быстрый иллюзорный комфорт.

В эпидемии анорексии и булимии во многом виновата индустрия моды, пропагандирующая недостижимую худобу. Сравнение с идеалом, которое когда-то мучило меня, стало ежедневной реальностью для миллионов девушек. С журнальных страниц, с плакатов на остановках, с витрин магазинов и с экранов телевизоров их бомбардируют образы идеальных тел – а там, где начинается сравнение с идеалом, появляются ростки анорексии. Дизайнеры и редакторы много говорят о том, что нужно остановить нездоровую пропаганду чрезмерно худых моделей, но они слегка лукавят – все знают, что одежда на худых выглядит лучше, а соответственно, лучше продается.  Булимией чаще болеют юные девушки, потому что, чтобы сопротивляться ей, нужно быть сильной личностью и обладать крепкой психикой. Многие не выдерживают, подвергая себя мучениям ра­ди желанной модельной худобы (есть пугающая статистика: смерть от анорексии у девушек до 25 лет наступает чаще, чем смерть от любых других болезней). Но меня вторая волна булимии накрыла в зрелом возрасте – и никакая хваленая сила воли и годы самоконтро­ля не помогли. То, что в юности проходило без последствий, теперь оказывалось сложным и болезненным. Было трудно вызвать рвоту. После приступов болело сердце, желудок неделями не мог прий­ти в норму, желудочный сок разрушал зубную эмаль, болело горло, нарушался цикл, наступала изжога. Но главное – презрение к себе, которое раньше никогда не доходило до такого градуса.  На сей раз я понимала, что не решу эту проблему самостоятельно и что мне нужна помощь психолога. Я нашла врача, с которым мы медленно и осторожно распутываем клубок моих прошлых и настоящих комплексов и страхов. Я пытаюсь примириться с едой, снять запреты, разрешить себе есть все, но без срывов и эксцессов. Я гоню от себя мысли о детоксах и диетах. Я стараюсь примириться с пятью лишними килограммами и покупаю одежду на размер больше. Я перестаю презирать других за то, что у них нет той силы воли, которой я гордилась. Стараюсь не требовать от людей совершенства. Но самое главное – я учусь любить себя.  Сегодня вечером я пойду в ресторан и ­­закажу тарелку пасты, а на десерт –­ ша­рик мороженого. Всего один шарик.­ Все­го один.

Если помимо чрезмерного аппетита (булимик может съесть до трех килограммов еды за один раз) вы заметили у себя несколько следующих симптомов, обратитесь к врачу:1. Восприятие любой физической активности как наказания за переедание. 2. Механический процесс питания (вы не помните, что именно съели). 3. Ежедневный прием слабительных и мочегонных средств, использование препаратов, подавляющих аппетит. 4. Желание «заесть» любую проблему и стресс. 5. Стремление есть в одиночестве, особенно запретную еду. Уничтожение следов своего пиршества. 6. Постоянная фиксация на еде, желание обсуждать свой и чужой вес. Жадный интерес к детоксам и методикам похудения.

• Москва, психиатрическая больница № 14. Прием ведет Брюхин Андрей Евгеньевич, специалист-консультант по лечению нервной анорексии и булимии, врач высшей категории.
• Москва, семейная клиника психического здоровья и лечения зависимостей Rehab Family. Прием ведет Макаров Виктор Викторович, д. м. н., профессор, президент Общероссийской психотерапевтической лиги.
• Москва, клиника «Психическое здоровье». Прием ведет Минутко Виталий Леонидович, основатель и руководитель клиники, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории, д. м. н., профессор, лауреат международной премии «Профессия — жизнь».
• Санкт-Петербургский центр булимии. Прием ведет Назаренко Анна Владимировна, профессиональный психолог, специалист по пищевым зависимостям. Автор и тренер программы «Булимии — нет!».
• Новосибирск, Сибирский психологический центр. Прием ведет Гареева Анастасия Алексеевна, врач-психиатр, психотерапевт. Действительный член Международного профессионального психоаналитического общества (IPPS).

Фото: depositphotos