Геометрия Рутберг

Специально для Allure актриса Юлия Рутберг рассказала об углах и линиях в своей внешности, вспомнила свои любимые роли и объяснила, почему ее представления о красоте не меняются годами.
Юлия Рутберг фото актрисы и интервью о ее любимых ролях и представлении о красоте | Allure

Хетти из спектакля «Дама без камелий» в постановке Романа Виктюка, 1990 год. Юлия еще не стала блондинкой.

ЭталоныЧто такое красота, мы в свое время узнавали благодаря искусству. И – благодаря ему же – как должна выглядеть и держаться настоящая женщина. Без журналов мод, без рекламы. Великолепные актрисы вдохновляли нас в прекрасных фильмах и спектаклях. «Добровольцы» с красавицей Элиной Быстрицкой, «Летят журавли» с Татьяной Самойловой, Алла Демидова в фильме «Щит и меч», совершенно замечательная Марианна Вертинская у Марлена Хуциева – «Мне двадцать лет». Какое на них все было с иголочки, продуманное, идеально сидящее! Кинематограф и театр влияли на то, как одевались люди. Московские театры были нашими журналами мод задолго до того, как появились собственно эти журналы. Кто-то ездил в Париж и что-то видел там. Но главное впечатление производили искусство само по себе и люди искусства.Очень многим подражали. Наверное, существует феномен всепобеждающей красоты, какой-то двадцать пятый кадр, благодаря которому человек расцветает изнутри. Попав под его влияние, мужчина, которому нравится Целиковская, начинает искать женщин, похожих на Целиковскую, а женщины, понимая, что Целиковская владеет умами, начинают выщипывать брови «под Целиковскую». Красить рот «под Серову», стричься «под Орлову», пытаться разговаривать как Ладынина. Или Борисова в фильме «Посол Советского Союза» – как можно забыть ее обольстительные платья и ее строгие, но тем не менее женственные костюмы. А гениальная сцена, в которой она решает наскоро обрезать заячий палантин! Для зрителей это естественно смыкалось с реальной жизнью. Действительно, изощрялись же невероятно. У трех подружек могло быть одно выходное платье на всех, и нужно было так договориться, чтобы тебе оно досталось на решающее свидание. Но выглядеть умели все. А если вдруг на фоне общего недостатка цветов некая девушка надевала платье красное, синее, желтое – цветное, то она была просто раскрасавица. Это было событие. Сейчас шкафы забиты, и что ни надень, ничто не событие.Вне времениУ меня есть платье, которому лет пятнадцать... Благодаря ему меня иногда называли женщиной-металлофоном. Платье черное длинное, без рукавов, но с разрезом от бедра и металлическими цепочками-перемычками на спине. Я в этом платье вела немыслимое количество открытий фестивалей, вечеров, чего только не вела.Почему-то считается, что женщине нельзя появиться два раза на публике в одном и том же. А у мужчин всегда была такая прерогатива, как смокинг. Я подумала, что это несправедливо, – и добилась-таки своего, у этого платья постепенно появилось свое лицо. Меня по нему узнавали, оно со мной безошибочно ассоциировалось. Мне исключительно нравилось то, что я превратила это платье в мою рабочую одежду и визитную карточку одновременно. Такой был эксперимент.Мне важно чувствовать себя свободно. Так было всегда. Знаю, что не могу быть придатком вещи, потому что человек не вешалка.В прошлом году я ездила на съемки в Минск. Когда оказалось, что полдня у меня свободны, я отправилась гулять по городу. Заходила в какие-то универмаги. Я только что приехала из-за границы и совершенно не собиралась ничего покупать. И вдруг буквально наткнулась на странный маленький магазинчик с итальянскими и французскими платьями. Я купила два – одно темно-синее с коротким рукавом и вырезом на спине, абсолютно шанелевское платье. И одно итальянское, с длинным рукавом, невероятно красивое, оно называется «оса». Оно было трижды уценено, потому что до меня не заходил никто с таким размером, на ком бы это сошлось. Где бы я ни появлялась в этих платьях, меня все спрашивают, где я их купила. Оба они абсолютно лаконичны, просты. И украшения к ним я подобрала лаконичные, и туфли – совершеннейшую классику вне времени. Когда все это на мне надето, я чувствую себя абсолютно в своей тарелке. А если на меня надеть длинное облегающее платье со стразами и открытым верхом, то это будет как заяц на барабане.За мою жизнь чувство того, в чем мне комфортно, не сильно менялось. Вообще-то я человек модерна. Модерн и стиль гранж – это мое по жизни. С юности внимательно приглядываюсь к тому, что носила Марлен Дитрих. На удивление ее силуэт мне подходит. Я много лет выступаю в черном брючном костюме с бабочкой (помните этот ее знаменитый мужской костюм, который она позволила себе надеть?). Мне идет все, что связано с графикой, условно говоря, Альтман. Для меня важно – есть в костюме Альтман или его нет. Это во многом определяет покупку. У меня во внешности сплошные линии и углы, это же очевидно.Когда мы в Щукинском училище на четвертом курсе начали заниматься гримом, к нам пришла замечательная Олечка Калявина, которая работает в Театре им. Вахтангова. И рассказывала про типы лиц, которые существуют у людей. Вот есть классическое лицо, бывают расширенные скулы, зауженные, ну и вот бывает такой тип лица – ромбовидный. Я ужасно смеялась: бедный-бедный человек, у которого ромбовидное лицо. Оля мне говорит: «Я вас, с одной стороны, должна расстроить, потому что вы-то и есть ярчайший представитель ромбовидного лица, у вас абсолютный ромб. Но, с другой стороны, должна вас и обрадовать, потому что именно ромбовидное лицо поддается колоссальным трансформациям. Для гримера ромбовидное лицо – это пиршество». Вот я так и живу со своим ромбовидным лицом.


Геометрия Рутберг
ГалереяCлайдов: 6
Смотреть галерею

ТрансформацииВо мне всегда было больше любви к эксперименту, чем желания понравиться. За годы в кино и на сцене у меня появились свои поклонники, своя аудитория – они ждут не гламура, а впечатлений. Еще в двадцать с небольшим я играла в дипломных спектаклях миссис Пирс в «Пигмалионе», с бровями как у Брежнева, и собаку таксу. И так показывалась в театры. А в «Зойкиной квартире» сначала играла китайца Газолина, с глазами, подклеенными пластырем, усами-шнурками и в армейском белье, а потом Агнессу Ферапонтовну, очень ответственную даму в черном парике – там уже была своего рода трансформация в персонажа из семейки Аддамс.Мне нравится играть и меняться, мне кажется, в этом и есть смысл профессии. Одна из первых ролей, которые я сыграла в кино, была в фильме у Владимира Мотыля «Расстанемся – пока хорошие» по Искандеру. Я сыграла прислужницу княгини Аду – горбатую, убогую и с усами. До сих пор вспоминаю, как меня утверждали на эту роль. Было мне 22 года, мы сделали фотопробы. Когда Мотыль эти мои пробы увидел, он сказал: «Вызовите ко мне немедленно эту милую барышню». И у нас с ним состоялся такой примерно диалог. Он, держа в руках вот это все, меня спросил: «Скажите, вы согласны так сниматься?» Я: «А что, Владимир Яковлевич, нужно что-то добавлять? Горб?» Он: «Нет, вы скажите, вы вот так, как здесь, в таком виде, согласны сниматься?». Я: «Да». Он: «Вы утверждены. Где делают таких барышень, которые столь бесстрашно согласны так выглядеть?» Ну вот, а я получила от этой работы невероятное удовольствие.Я не очень люблю, когда артист из роли в роль остается одинаковым, и сама стараюсь перевоплощаться. Это же все равно я. Мне не близок такой подход, когда актер слегка тончик положил, а дальше – что Шекспир, что современность, что комедия, что трагедия: все с одним лицом. У меня это не вызывает интереса.Интересно, как в трансформации по-разному проступает семейное сходство. У меня есть две особенные фотографии, спасибо Кате Рождественской и Люсе Раужиной, которая просто гений грима. Это кардинал Мазарини и Дон Кихот. Люди просто столбенеют, они не могут поверить, что это я. Два абсолютно мужских образа. Так вот, Дон Кихот – это просто мой отец. Собственно, ему я это и посвящала. Это не я, это Илья Рутберг.

Никогда не забуду, как профессор истории русского театра, пожилая уже женщина, после спектакля «Зойкина квартира» пришла за кулисы и сказала: «Юля, почему вы никогда не показывали свои ноги? У вас же такие красивые ноги!

А вот в роли Зои Денисовны Пельц в «Зойкиной квартире», которую я сыграла после училища, и позже в Хетти в «Даме без камелий» я должна была быть вызывающе красивой. И в обеих ролях я стала резко похожа на маму. Мамины черты, мамины повадки вдруг появились. На «Зойкиной квартире» даже педагоги ахали, потому что они меня такой никогда не видели. Образ – буквальное воплощение врубелевского Демона – придумали Олег Аронович Шейнцис с Гарри Марковичем Черняховским. Врубель вообще один из моих любимых художников, так что понятно, с каким упоением я в него погружалась. Копна волос, челка, костюмы, подчеркивавшие фигуру, игра рук, горящие глаза. Не забуду никогда, как профессор по истории русского театра, достаточно пожилая уже женщина, пришла после спектакля за кулисы и сказала: «Юля, почему вы никогда не показывали свои ноги? У вас же такие красивые ноги!» Я удивилась до невозможности, меня жизнь как-то не научила торговать частями тела, я все-таки воспринимаю себя как единое целое. В спектакле я, правда, выходила на 20 секунд в чулках и в поясе. На репетициях этой сцены я почти падала в обморок от стеснения. Меня хотели, по-моему, уже с роли снимать за этакую целомудренность. Но потом я посмотрела концерт Лайзы Миннелли, где она чулки надевает прямо на сцене, признаваясь в любви к собственному отцу, – и она меня убедила, что на сцене возможно все, если это оправданно и эстетично.После «Зойкиной квартиры» вышел спектакль «Закат», где я играла Двойру и была похожа на олененка Бемби с корзиночками около ушей. Дальше была работа с Петром Наумовичем Фоменко, где роль называлась «подмосковная крестьянка Аксинья Трофимова, редкий урод с бородой». У Фоменко же потом в «Пиковой даме» мне достался персонаж-кентавр, образ времени, совести, альтер эго Германна – инфернальное лицо с темным ртом и взглядом, обращенным в какое-то мистическое пространство.


Геометрия Рутберг
ГалереяCлайдов: 9
Смотреть галерею

Макияж и гримДля меня лицо – это холст. Задача не в том, чтобы выглядеть красиво. Нужен образ. Макияж и грим – это две разные вещи. Грим подчеркивает характер и образ. Когда нужно, предположим, сделать лицо плоским, выбелив его. Нужно нарисовать веснушки или сделать наивным взгляд, высветлив ресницы, брови.Недавно по Первому каналу прошел сериал «Анна Герман», где я играю Анну Андреевну Ахматову в эвакуации в Ташкенте. Было очень сложно, потому что мне играть Анну Андреевну в возрасте невозможно. Вот мы и пытались совместить ее и меня. Есть знаменитый портрет Ахматовой работы Альтмана 1914 года, где она в синем платье. Я просила сделать парик абсолютно такой же, как прическа Анны Андреевны на этой картине, подобрать точно такое же платье. Но когда встал вопрос, делать ли горбинку на носу, я попросила не делать. Потому что мы не делаем реинкарнацию, это не Музей мадам Тюссо. Это артистка Юля Рутберг играет Анну Андреевну Ахматову. Потом мы работали над ракурсами. В результате я весьма расстроилась из-за молодого режиссера, который меня не пустил к монитору. Там каждый миллиметр поворота головы усиливал сходство, причем художественное. Самое главное было – найти правильное соотношение Анны Андреевны и Рутберг. Счет шел на микроны. Он не дал мне посмотреть, и потом я увидела на озвучке, что нужно было чуть-чуть довернуться, чтобы поймать идеально правильный ракурс.Что касается обычных сериалов, ну, там можно так подкрасить глаза, а можно по-другому, опять же исходя из возраста героини, настроения. Макияж – это в большей мере нечто среднестатистическое. Грим – это то, что усиливает характер. В жизни я практически не крашусь. Выдержать то количество грима, которое лицо должно выдерживать на съемках и на спектаклях, когда часто в один день несколько раз одно снимаешь, а другое наносишь, – для кожи это ад. Я пытаюсь дать ей отдохнуть. К счастью, в последние годы качество грима принципиально изменилось. Теперь можно не салфеткой и не вазелином все это снимать, а специальными кремами. Появилось много восстанавливающих средств. Я хорошо помню, что с лицами творилось от того, прежнего, грима.Люди золотого сеченияУмение себя во что-то превратить требует от человека душевной и умственной работы. В Париже, Лондоне и Риме, безусловно, прекрасные магазины. Но там есть еще Лувр и музей д’Орсе, Форум, картинные галереи, немыслимая красота памятников архитектуры. Если вы изучите содержимое этих музеев, воспримете логику архитектурных линий, впитаете разнообразие цветовых гамм – и еще научитесь соотносить все это с собственной персоной – то резко вырастет вероятность того, что вы потом в прекрасном магазине купите нечто, что превратит вас в настоящую красавицу, а не в подставку для модного ассортимента.За лицом должно быть интересно наблюдать, его красота должна быть живой. Я нахожу ее в, казалось бы, давно застывшей живописи. Женщины Боттичелли до сих пор красивы невероятной живой красотой.Есть женщины, которые вызывают у меня эстетическое преклонение. Изу­мительно тончайшие люди, люди, как драгоценные камни. Правда, красоте нужна огранка, причем каждому разная, и кто-то уже практически готов от рождения, а кого-то нужно поместить в драгоценный металл. София Лорен красива от природы, просто сама по себе. Какое-то стихийно красивое существо. Необыкновенно, трагично красива Роми Шнайдер. В ней есть еще какая-то необязательность по отношению к тому, что она красива. Когда я вижу ее на экране, чувствую, что она не думает о том, как повернет голову, – она входит в кадр и просто живет. Маргарита Терехова – абсолютно такая же, живая, струящаяся красота. Анастасия Вертинская – такое впечатление, что ее вытачивали самые изысканные мастера. Она могла бы быть создана Микеланджело, Леонардо, ее мог сделать Фаберже. И если у Роми Шнайдер красота сначала драматическая, а уж потом трагическая, то у Анны Маньяни, по-моему, изначально трагическая, порождающая ощущение немыслимой бездны, в которую ты улетаешь, когда смотришь на нее. У Майи Михайловны Плисецкой красота волевая, настаивающая на себе. Все, что связано с этой женщиной, абсолютно особенно. Ее внешность, ее стать, ее ум, ее характер, ее танец, ее великое противостояние всем «нельзя» этого мира. Она какое-то существо из Спарты, спартанская красота. И еще мне кажется, звериная, потому что в ней есть пантера. Помимо лебедя, вот этой восхитительной птицы, этих бескостных рук, в ней есть, конечно, и Багира.Женщина должна быть свободна, легка и грациозна. Пусть она наденет на себя изысканное платье и изысканные украшения – и забудет об этом. Просто будет органично существовать, пить хорошее вино, окажется в хорошей компании – тогда у нее на лице появится не натужная улыбка, а настоящая. И от нее нельзя будет глаз оторвать.Записала Ольга Федянина

Фото: Ольга паволга, Фото предоставлено пресс-службой телеканала «Домашний»