«Я вот без женщины не могу»: Сергей Шнуров

«Мы уйдем в шесть!» — с порога заявляет Шнуров, скидывая красное пальто. «В шесть тридцать, — бесстрастно уточняет его ­жена Матильда. — У тебя репетиция в семь». 

Шнуров немедленно раздевается до пояса, обнаружив спортивный торс и полное отсутствие татуировок. Прошло уже две волны моды на них — в девяностые и сейчас, но известный своим нонконформизмом музыкант соблазну не поддался из принципа: «Ну и потом, татуировки очень плохо смотрятся в гробу». Накануне он собирался основательно отметить день рождения группы, но Матильда напомнила про предстоящую съемку. «Я девятнадцать лет занимаюсь этой ****!» — вопит Шнуров. «И?» — «И не жалуюсь!»

Тренч, Gucci. 
За столь внушительный срок группа не утратила ни задора, ни чувства юмора, ни фантазии; ровно в день нашей съемки на YouTube ­появился их клип, в котором молодая девушка для первого свидания пытается одолжить у подруги лабутены. Ботинки этой марки Шнуров ­опознает с ходу, едва заглянув в гардеробную. 

«Я в лабутенах­ наконец-то!» — кричит он, демонстрирует красную подошву и заявляет о своей готовности немедленно купить туфли. «Бузю, тебе не надо такие черевички? Петербургский стиль», — спрашивает он жену, указывая на другую пару. Оба смотрят на отснятые кадры. «По-моему, это ужасно», — заявляет Матильда. «По-моему, это ***** (великолепно. — Прим. ред.)», — вторит ей Шнуров. Глядя на этих двоих, трудно поверить, что они вместе уже почти десять лет. Он называет ее Бузю, Бузюнь и Матильдочка и под прицелом объективов без тени наигрыша приговаривает: «Дай я тебя обниму, старушка». Она все время дразнит его — то цыганом (когда его наряжают во что-то цветастое), то слоном (когда он роняет поднос с круассанами на кровать); оба подшучивают друг над другом и заразительно хохочут. Из окон отеля W, куда на днях переезжает их ресторан новой русской кухни «КоКоКо», виден купол Исаакиевского собора. Когда заходит разговор о Москве, где Матильда жила до замужества, Шнуров говорит: «Тяжелый город. Я прожил там два месяца, превратился в какую-то собаку». Им обоим идет Питер, а они украшают его. Семейный портрет в как нельзя более подходящем интерьере.

Ваш ресторан перезапускается в другой части Петербурга. Не думали расширяться дальше, например в Москву?
Сергей: Это ж нужно переезжать. Удаленное управление тут не прокатит. Это не хипстерское занятие — людей кормить.
Матильда: Мы не хотим в Москву.
Сергей: В Москве никакой ресторан не может существовать без кальяна. А я кальяны, ****, ­ненавижу.
Матильда: Я Москву ни капельки не разлюбила, и Сергея иногда это злит. Но я не уверена, что готова была бы жить сейчас в Москве, потому что в Петербурге жизнь совершенно другая: она красивая, более свободная, и у тебя действительно есть время на то, чтобы читать, учиться.

Все москвичи, когда приезжают в Петербург, первым делом идут в «ресторан Шнурова».
Сергей: Это неплохо. Но мы не педалируем мое имя, на вывеске его нет, нет эксплуатации образа. У нас же не висят гитары, не звучит, *****, «Ленинград». Но ресторан на девяносто­ процентов, нет, на девяносто пять — заслуга ­Матильды, не моя. 

Ваши личные гастрономические пристрастия отражаются в меню?
Сергей: Матильдины очень отражаются...
Матильда: Не очень.
Сергей: ...но я придумал наконец-то целую концепцию блюда. Очень люблю картошку с тушенкой — и у нас теперь будет такое блюдо, чему я несказанно рад. Существуют вкусовые пристрастия — мы же не можем отделаться от советского прошлого, и кто бы что ни говорил, все равно это является частью нашей культуры.

Матильда: Вкуснее банальных картошки с селедкой все равно ничего нет. Какой русский человек их не любит? Или халва, например. Вся фишка в том, что мы берем абсолютно узнаваемые вкусы, но придаем им новую форму. 

Сергей: Это как в архитектуре. В Петербурге, особенно на Петроградской стороне, ты можешь увидеть элементы готики, которые встроены в модерн, но не являются ностальгией. И мы не педалируем ни в коем случае ностальгическую тему. У нас нет ни гербов, ни вот этого ****** (надоевшего. — Прим. ред.) советского саундтрека, портрета Брежнева...
Матильда: Почему-то считается, что если ты ­используешь собственное прошлое, то обязательно должен скатиться к кичухе. Я посмотрела последний эпизод американского сериала «Родина» — там русские разведчики сидят у себя на тайной квартире с самоваром. Как можно? То же самое — в ресторанах.
Сергей: Такое ощущение, что их открывают американцы, *****.
Матильда: Люди у себя дома не сидят с самоварами, с медвежьими шкурами.
Сергей: А я бы посидел!
Матильда: Ты пытаешься все время! А я весь хлам выбрасываю.

С самоваром вы не сидите, а что вы делаете дома, вместе?
Сергей: Идеально: мы на даче, Матильда где‑то наверху, на втором этаже — читает, а я читаю на первом. Потом она спускается вниз, мы идем на кухню, пьем чай и болтаем. Вот идеальное времяпрепровождение.

Насколько ваши литературные пристрастия совпадают?
Сергей: Я не побоюсь такого громкого заявления и скажу, что...
Матильда: «Я умнее».
Сергей: ...что вкус формирую я.
Матильда: Просто: «Я умнее».
Сергей: Я Матильде подсовываю книжки, ­которые стоит прочитать.
Матильда: А те, что я ему подсовываю, он не читает принципиально. Потому что, как только он их прочтет, ему придется согласиться, что я тоже неглупая.

Это идеальное времяпрепровождение, а ­неидеальное?
Сергей: Минут тридцать до моего концерта.
Матильда: Есть хуже.
Сергей: Что?
Матильда: Когда мы едем в аэропорт.
Сергей: А! Да-а. Это самое отвратительное.
Матильда: Когда Сергей говорит так (сжимает­ зубы): «Я нервничаю». Он любит за три часа выходить из дома и за два часа быть в аэропорту, сидеть и каждые три секунды смотреть на телефон: не пора ли? А потом он за сорок минут до начала посадки любит встать и ждать, когда же она начнется.
Сергей: Я не буду стоять! Я буду сидеть. Я не из тех русских, которые — сами собой, куда их ни день — встают в очередь.
Матильда: Обычно летать немножко страшно, но с ним мне спокойно. Но вот когда мы едем в аэропорт — это просто ад.

Сергей раньше ведь не очень любил путе­шествовать...
Сергей: Как-то в последнее время...
Матильда: Полюби-и-ил.
Сергей: То ли она меня укусила в какое-то правильное место... Мне очень понравилось на яхте отдыхать. Две недели пролетели как один день. Абсолютное ничегонеделание — я был поражен.

Это в каком море?
Сергей: В Средиземном. А какое-то еще есть? По-моему, никакого другого и нет.
Матильда: Сергей, непатриотично.
Сергей: Да. Могу себе позволить. Между ­прочим, ***** слоган: «Непатриотичность. Могу ­себе позволить». 

Кстати. Вы говорили, что санкции вас не ­задели, поскольку у вас в ресторане только продукты местного производства.
Сергей: Санкции ко всем имеют отношение. Не столько санкции, сколько курс. Нам сложно.

Но еды импортной у вас в меню нет?
Сергей: Нет. Бог уберег.
Матильда: Я знаю рестораны, которые заявляют «мы работаем только с местными продуктами», но при этом у них можно найти маракуйю, авокадо, креветки... У нас очень жесткая концепция, и мы от нее не отходим: именно локальный и сезонный продукт. Но это сложно: ты должен найти поставщиков для всей линейки. Такие вещи быстро не меняются, сделать новый продукт — для этого даже двух лет мало. Это знания, это рабочие руки, это технологии. Я когда-то разрабатывала проект фермы, самая страшная проблема оказалась – найти агронома.
Сергей: Это послание молодежи: не *** идти на этих экономистов, ****. Дизайнер – уже ругательство, фотограф – туда же. Вот, ****, агроном – это сила! Огромный дефицит на рынке.

Про какие-то еще места России и территории бывшего СССР можете сказать, что там вкусно?
Сергей: У меня вообще своеобразный вкус, ­точнее, его отсутствие. В Перми мне нравится. Посикунчики (уральский пирожок. — Прим. ред.), ****, котирую. В Краснодаре мне очень нравится. В Ростове — раки.
Матильда: У нас был потрясающий гастрономический тур в Узбекистан. Мы привыкли говорить об итальянцах, французах как о фанатах еды, но узбеки нас поразили. Мы там чуть не умерли.

Как же вы сохраняете форму с такими ­гастрономическими турами?
Матильда: Много нервничаем и двигаемся.
Сергей: Матильда ходит... Как это называется? Куда ты ходишь, Бузю?
Матильда: Фитнес-клуб.
Сергей: Видите, я даже таких названий не знаю. А у меня концерты — вот рецепт.
Матильда: Мы с Сергеем просто мало едим.
Сергей: Можно же сварить себе килограмм ­сосисок, а можно — одну. Но при этом расска­зывать сколько угодно...
Матильда: ...как я обожаю сосиски.

Что вы едите дома?
Матильда: Сергей обожает, действительно, советскую кухню. Докторскую колбасу, макароны, сосиски, шпроты. Отрезает вот такими кусками (показывает, какой толстый кусок) колбасу и жарит. Я дома стараюсь есть мало. Люблю гречку, разные крупы.
Сергей: Матильда офигенно солит огурцы.
Матильда: Это рецепт Ники Белоцерковской.

Вы же как-то не сразу полюбили...
Матильда: Друг друга.
Сергей: Нет, с этим очень легко у нас было.

Я имею в виду, готовить, солить огурцы.
Матильда: Я вообще не умею готовить. Я готовлю только по рецептам Белоники — по другим не умею. Беру другие книги, и они меня начинают раздражать.

Вашей дружбе с Никой или с Полиной Киценко не мешает, что вы живете в разных городах, странах?
Матильда: Нет, конечно. У меня так много времени отнимает работа, что я даже перестала куда-то ездить без особой цели: это либо гастрономическое, либо спортивное путешествие. С Никой я много времени провожу, когда мы с ней, например, учимся фотографии.
Сергей: У нас разные друзья и подруги.
Матильда: Я бы так не сказала.

Женская дружба существует?
Сергей: Я не знаю, я ж не женщина, правда? У меня есть подружки, девчонки, но обычно им за сорок. Тогда они уже способны дружить. До сорока и мужчины думают не головой...
Матильда: Так это они способны дружить с ­тобой после сорока или ты с ними?
Сергей: Да, и это тоже.