Несколько лет назад имя режиссера и сценариста Авдотьи Смирновой ассоциировалось в первую очередь с ток-шоу «Школа злословия» (целых 12 лет она вместе с Татьяной Толстой задавала гостям неудобные вопросы). Передача в прошлом, а у Смирновой два других дела жизни. Авдотья — учредитель благотворительного фонда содействия решению проблем аутизма в России «Выход». И конечно, она снимает кино. Ее новый фильм «История одного назначения» (12+) выйдет в прокат 6 сентября. Один из героев — наш главный классик Лев Толстой; о нем Авдотья может говорить бесконечно, а вот о себе рассказывает с гораздо меньшей охотой. Но мы не отступили.
Любой режиссер втайне мечтает показывать свое кино по своему выбору (вот этому человеку показываю, а этому — нет). Запереться в шкафу и пускать только близких друзей и тех, чье мнение важно. Фильмы прежде всего снимают для себя. Ну или для кого-то особенного. Вот я, например, делала «Историю одного назначения» для Леши Балабанова. Я при его жизни с ним не договорила, не спросила, не дослушала. Меня это мучает. Надеюсь, он там найдет время ее посмотреть.
Режиссер, конечно, не женская профессия. Поговорите с любой женщиной-режиссером — и она, скорее всего, объяснит вам почему. Кино снимают люди только с очень сильным характером. У меня нет права капризничать. И быть в плохом настроении тоже. Расслабиться не получится. И баловать меня никто не будет.
Я стараюсь обуздывать свой раздражительный, гневливый нрав. Мне сложно взвешивать слова и помнить о том, что человек может неправильно меня понять. Поэтому мне периодически прилетает. Я же занимаюсь благотворительной деятельностью, а у нас есть негласный кодекс: благотворитель должен быть образцовым человеком. И тебе обязательно скажут: вот вы проповедуете помощь другим, а сами языком как помелом метете.
В молодости кажется, что нет ничего более интересного, чем ты сам. С возрастом человек понимает, что это не так. Если не сходит с ума, конечно.
В 20 лет я легко переехала в Петербург из Москвы. Первый раз попала туда в 15 лет на зимних каникулах. Помню это чувство, когда я выхожу из метро на Кировском проспекте, темно, фонари, снег идет. И я смотрю кругом и думаю: «Господи, я хочу здесь жить». Я мечтала об этом. Мне там хорошо. Никогда бы не вернулась в Москву, если бы не работа мужа. Я и сейчас мечтаю, что в старости мы снова туда уедем.
Не понимаю, как можно ни о чем не жалеть. Это же идиотизм. Я о многом жалею. В первую очередь о том, что много обижала людей, зачастую ради красного словца. И о том, что маму свою обижала. Сейчас у нас прекрасные отношения, но столько лет потрачено на какую-то ненужную битву.
Много лет я прожила с ощущением, что делаю что-то неправильно. Вот я как бы занята собой, а когда вижу чужое несчастье или горе — как бы откупаюсь: могу вещи какие-то собрать или отдать гонорар. Откупаюсь, но глобально ничего не меняю. И меня это все больше мучило. Я не была уверена, что смогу системно работать в благотворительности, но все сложилось. Сейчас у меня есть ощущение, что я делаю нечто важное, что живу, извините, не в одно рыло. нет С возрастом я поняла, что каждому одиноко. Человек рождается и умирает один. И рассказать себя кому-то не получится. От этого сначала грустно, а потом начинаешь жалеть людей. Главное, чему меня научила жизнь, так это тому, что всех нужно жалеть.